Сегодня мы беседуем с участником проекта «Береговой эффект на юге континентальной части Российского Дальнего Востока и его влияние на магнитотеллурические зондирования», поддержанного Российским Научным Фондом – младшим научным сотрудником Анатолием Бронниковым.
В чем суть экспедиции? Для чего она затевалась?
— Мы занимаемся изучением глубинного строения Земли методом магнитотеллурического зондирования. Суть метода заключается в регистрации естественного электромагнитного поля Земли, которое затем трансформируется в графики зависимости удельного электрического сопротивления от глубины. Наши полевые работы проводились в рамках гранта Российского научного фонда «Исследование берегового эффекта на Дальнем Востоке» (проект РНФ №22-27-00031), который мы выиграли в 2022 г. Береговой эффект в магнитотеллурике – явление, которое возникает на границе континент–море, то есть наличие моря для существования этого эффекта – обязательное условие. Вся суть заключается в том, что море создаёт помехи, которые искажают данные на определённых частотах. Проблема заключается в том, что на нашей территории береговой эффект проявляется нетипично. Мы пытаемся найти причины уникальности этого явления в нашем регионе, и разобраться, почему береговой эффект ведёт себя так, а не иначе.
Какая практическая польза от вашей работы?
— Трудно сказать о непосредственной практической пользе, ведь в первую очередь это фундаментальное исследование. С точки зрения других научных исследований это крайне важный труд, ввиду того что мы отрабатываем методики работы в условиях такой аномалии как береговой эффект. То есть мы рассматриваем способы, позволяющие нейтрализовать влияние этого эффекта. Есть методики и у других авторов, которые рассматривают вопрос с математической точки зрения. Мы же опираемся на дополнительные функции, которые существуют в магнитотеллурике. Если говорить конкретно, то мы ищем обходные пути, например, через фазовый тензор. Результаты наших исследований в дальнейшем можно будет использовать при поисковых или разведочных магнитотеллурических зондированиях для учета искажений, влияющих на конечный результат.
Расскажите о вашей экспедиции.
— Наша экспедиция длилась три месяца. За это время мы прошли вдоль берега и посетили практически все побережье Приморья: от Пластуна и до Шкотово. Ездили мы втроём: кроме меня это Виталий Борисович Каплун –руководитель отряда, и водитель Антон. Установку ставили мы, а Антон вёл машину и обеспечивал лагерный быт.
Какие препятствия были во время проведения экспедиции?
— В этом году у нас на удивление много всего нештатного произошло. У нас практически сломалась станция, потом оказалось, что не до конца сломалась. К тому же, один раз нас затопило, в том числе и установку. А на обратном пути у машины спустило колесо.
О чём бы вы сами хотели рассказать об экспедиции?
— Вопрос на самом деле трудный. Историй много, но не сказать, что все они поучительные. Обычные полевые работы на природе. Случаются разные ситуации. Если не брать чисто хозяйственные вещи, то у нас был момент, когда на Виталия Борисовича медведь вышел. Просто из леса. Сначала шорох в кустах, он воспринял, что это я возвращаюсь к станции с датчиками. Потом смотрит – а в пяти метрах от него мишка такой стоит скромный. Такие истории бывают. Но всё закончилось хорошо.
Осталось ли для вас в экспедициях романтика, или это скорее рутина?
— Я изначально не особо романтическая личность, больше со стороны рутины подходил. А с другой стороны, новые места, красивые виды, природа та же самая. Так что, пожалуй, осталось.
Что нужно чтобы отправиться в экспедицию?
— Это вопрос с подвохом. Если не рассматривать то, что нужно финансирование, то в первую очередь – желание, во-вторых – походный скарб. То есть, собрать рюкзак: что-нибудь против холода, одежду от клещей и комаров, оборудование. В принципе больше ничего не нужно. Еду можно на месте добывать, но лучше всё-таки заранее купить.
Возникают ли у вас сложности в длительном нахождении в узком коллективе?
— В целом это зависит от людей, как и в других замкнутых коллективах. Да, случаются эксцессы. Всё-таки одни и те же люди рядом каждый день. Спускаешь пар и проходит. Снова живой человек, снова всё устраивает.
Бородатый геолог, гуляющий по тайге с молотком, — это миф или реальность?
— Мы все же не геологи, а геофизики, поэтому всегда более цивильны. Но, если серьёзно, в целом отличий нет, наши геологи точно так же ходят по маршрутам, не все из них бородатые, но, конечно, с молотком ходят. А геофизики – люди с несколько другими задачами. У нас более сложное оборудование, поэтому мы перемещаемся в экспедиции на машине. Если бы у нас задачи были не масштабные, а локальные, то не исключено, что ходили бы пешком по тайге. Возможно, даже бороды бы отрастили.
Как установлен быт в экспедиции?
— Утром подъем, сбор аппаратуры, завтрак, переезд на новое место, установка аппаратуры, обед, дальше только ждать следующего утра. У нас установка сама делает замеры. Необходимо только проверять, чтобы её работе не мешали люди дикие животные.
Расскажите о тонкостях вашей работы в экспедиции с профессиональной точки зрения.
— Установка нашей станции, по сути, довольно простая: всё что нужно для неё – площадка 100 на 100 метров. Это первая проблема, которая возникает у нас в полях – необходимо в лесу найти такое место, где можно протянуть две стометровых линии проводов. Вторая сложность – нужно прикопать три магнитных датчика, а грунт не позволяет сделать это легко и быстро. Ещё всё это ориентируется у нас по буссоли на север-юг и на запад-восток. Это стандартная установка.
Как долго вы ходите в экспедиции?
— Лично я с 2013 года, 2 года пропустил, получается 7 лет.
Изменилась ли с технической точки зрения работа геолога за последние годы?
— Я не так долго работаю, одно десятилетие – это не так много для каких-то коренных изменений. Для меня ничего не поменялось. Аппаратура всё та же, у нас есть новая станция, но мы пока её в поле не берём, отрабатываем с ней некоторые моменты в лаборатории. В целом всё по-старому. И судя по тому, что читаешь в статьях, в том числе западных коллег, у всех примерно так же. Одинаковая аппаратура, одни и те же действия, результаты только отличаются ввиду того, что мы живем в разных местах.
Бывали ли у вас другие случаи столкновения с дикими животными? Какие средства безопасности и защиты вы используете?
— Встречи, конечно, были, мы же в диком лесу проводим исследования. Естественно, там животные есть и периодически им что-то нужно и от нас. В том числе интерес вызывает мусор. Самое странное, что в основном это вороны, а не лисы. А в плане защиты тут дело такое. Оружие нам не положено, поэтому пользуемся тем, что есть: фальшфейеры и петарды помощнее, чтобы звук был громче. От медведей они помогают, а больше мы ничего не используем. Не нарывайся – и не будет у тебя проблем.
Есть ли перспективы открытия новых месторождений?
— Перспективы есть всегда, вопрос в том, кто их откроет. В наши задачи это не входит, то есть, у нас есть работа, она связана с фундаментальными исследованиями. Мы изучаем землю на большую глубину, в первую очередь до 150 километров. А вот кору мы толком и не просматриваем. Тем более все месторождения – это верхние несколько километров, а мы их проскакиваем. Если там что-то крупное, то мы можем это поймать, но не более. Все Приморье, да и весь Дальний Восток геологи довольно хорошо прочесали в советское время. Так что сомнительно.
В чём тенденции современных экспедиций?
— Магнитотеллурика как занималась, в первую очередь, изучением глубинного строения, так и занимается. Именно с научной точки зрения. А поиск полезных ископаемых – более прикладное занятие. Мы смотрим, изучаем глубинное строение в разных местах, сверяем. А тенденция последних лет, наверное, в геофизике в целом – это автоматизация сбора данных и их экспресс обработка.
